Николай Восенаго
ГОЛУАЗ,или ДЕТЯМ ДО 16 ЧИТАТЬ ВОСПРЕЩАЕЦА
Когда-нибудь
мы встретимся, Урсула!
Уж больше
года мне покоя не дает
Твоя отнюдь
не тонкая фигура,
Рельефный
зад и выпуклый живот.
Укрывшись
под трубою теплотрассы,
У люка, где
фекалии текут,
С тобой мы
ляжем на блохастые матрацы,
Забудемся на несколько минут.
Мы из
пакета вынюхаем клея,
Охнарь
раскурим сигареты <голуаз>,
Поговорим о
Кафке, о евреях,
О том, что
жизнь промчалась мимо нас.
Закусим
полусгнившим помидором,
Шматком
<любительской> и сыром <пармезан>,
Коктейль
смешаем из <анисовой> с <кагором> -
Чем наш
ночной приют не ресторан?
Ни грязь,
ни холод не остудят нежность.
Я страстно,
как в горячечном бреду,
Зарою нос в
пахучую промежность,
Твоих
коленей мышеловку разведу.
Похрюкивая,
ты мне станешь корчить рожи,
Проснется в
нас неистовый азарт,
И, оставляя
синяки на бледной коже,
Я в шутку
предложу сыграть в бильярд.
Стянув с
тебя дырявые рейтузы,
Я на себе
кальсоны расстегну
И в тесное
кольцо заветной лузы
Свой кий
истосковавшийся воткну.
Что мне
жена и акции <Газпрома>,
Мерс и счетов валютных профицит,
Два на Рублевке загородных дома -
Жизнь без
тебя есть стопроцентный суицид!
Неужто до
сих пор, раскосая дикарка,
Ты не
простила мне жилет и белый фрак?
Неужто
трость, пальто и иномарка
Тебе
внушили отвращение и страх?
Мне мило
все: твои глухие стоны,
И ноги, как
стволы корявые в лесу,
Грудей
отвислых трехлитровые баллоны,
Седой лобок
и бородавка на носу,
Гнилые
зубы, прыщики на теле
И запах, от
которого слезят глаза:
Лю-би-мая!
Неужто в самом деле
Мне на
свидание надеяться нельзя?
Я брошу все
к твоим ногам, родная!
Перчатки,
валенки, свой старый макинтош,
Железный
рубль, задвижку от сарая,
Цветным
стеклом унизанную брошь -
Все, что
осталось мне после развода.
Недвижимость,
счета и белый фрак
Взяла жена.
Взамен дала свободу,
Сказав мне
напоследок: <Ты - мудак!>.
Возможно. Я
оспаривать не буду.
В любви нет
разницы: ты нищ или богат.
Я целый год
ищу тебя повсюду,
Чтоб
повторить ту партию в бильярд.
Когда-нибудь
мы встретимся, Урсула!
На
привокзальной площади, у касс,
Мелькнут
твои напудренные скулы
И синий дым
от сигареты <голуаз>.
Зевая в ожиданьи клиентуры,
Кивнешь,
поймавшись в перекрестье глаз,
И за
неполную бутылку политуры
Поладим мы,
как (помнишь?) в первый раз.
ГЕРАСИМ И
МУ-МУ. ВЕРСИЯ ДЛЯ ПЕЧАТИ
Ахтунг! В
тексте можно встретить слово,
позаимствованное автором у Джойса.
Когда-то,
может, в пятом классе,
Я в
самиздате прочитал
Про то, как
гражданин Герасим
Собак на
лодочках катал.
Антисоветское
изданье
Застряло у
меня в мозгу,
С тех пор
вопль гнева и страданья
В себе
сдержать я не могу.
Герой
запретного рассказа
Свободу
слова не любил,
Он
ретроград был, скажем сразу,
К тому ж латентный зоофил.
В нем -
сердце черствое маньяка,
Душой -
селедка иваси.
Он не читал
Б. Пастернака!
Он, блин,
не слушал Би-Би-Си!
Он членом
был КПСС,
Тупой и
глупый, как бревно.
Ему до жопы был прогресс,
Короче -
полное говно.
Му-ма,
наоборот, была
Ему прямой
альтернативой,
Правозащитницей слыла,
Неглупой,
скромной, справедливой.
Ее любил
простой народ,
Чиста была
душой и телом,
Молчит,
бывало, круглый год,
А если
гавкнет - так по делу.
Ее не били пацаны,
А если
били, то не сильно.
А если
сильно, то они:
(Тут рифму
вставить <щепетильно>).
Садист
Герасим сладострастно
К собачке
начал приставать,
Просил о
встрече ежечасно,
Ей норовил
колбаски дать.
Му-ме,
конечно, и не снилось
На что
судьбой обречена,
Когда
однажды согласилась
Пойти с
Герасимом она.
Что роковую
роль сыграло?
Кость
мозговая? Колбаса?
Чего
бедняжке не хватало?..
Сгорела,
блин, за полчаса.
На утлой
лодке в сине-море
Герасим
греб, как чумовой,
И там
закончилась лав-стори -
Он
надругался над Му-мой.
Кирпич
тяжелым оказался,
За бортом
булькнула вода,
Предсмертный
крик Му-мы раздался,
Она
сказала: <Господа!
Я, к
сожаленью, умираю:
Мне, бля,
урок жестокий дан:
Я власть
Советов проклинаю
И
пролетариев всех стран!..
Что будет
дальше, я не знаю:
Иду на дно,
честной народ!..
Герасима,
хуй с ним, прощаю:
Долой
тоталитарный гнет!..>
И долго над
водою зыбкой
Еще летали
мотыльки,
А в толще
вод рыдали рыбки
И
поднимались пузырьки.
Так пала
жертвой сталинизма
Му-ма. Но
- не ее дела.
Большой
антисоветской клизьмой
Для нас та
книжка, блин, была!..
В ПЛАЩЕ С
ПОДБОЕМ
Когда лихой кавалерийскою походкой
В плаще из шелка и c подбоем из куниц
Я анфиладой шел, спустив на бровь пилотку,
То редко кто из челяди при том не падал ниц!
Еще б не падать! Тяжела десница!
Свиреп и своенравен буйный нрав!
И ни одна половозрелая девица
Со мной не избежала царственных забав!
Да что девица?! Нет окрест старухи,
Которой я б не приправлял минет!
Невинных деточек насиловал от скуки,
А после жарил их же на обед!
Но вот прошли года. И анфиладой комнат
Я больше не хожу. Теперь уж я не тот.
Мой плащ с подбоем из куниц никто не помнит,
Теперь - меня (!) кто хочет, тот ебет!